ВСТРЕЧА С ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМИ ЛЮДЬМИ: Вектор гордости или развития?

После прочтения статьи "Реформа науки: бегом по лестнице вверх" (ZN.UA, №3, 2015 г.) создается впечатление, что наконец-то "лед тронулся". Удалось достичь консенсуса по некоторым ключевым вопросам предстоящей реформы. Для сохранения отечественной науки и ее дальнейшего развития предлагается семь "непопулярных мер".

Но тут возникает еще один, весьма принципиальный, вопрос. Если мы обратимся к Стратегии устойчивого развития "Украина — 2020", одобренной Указом Президента Украины №5/2015 от 12.01.2015 г., то увидим, что наука как элемент достижения европейских стандартов жизни и выхода Украины на передовые позиции в мире упоминается там только в подразделе "вектор гордости", наряду с историей, культурой и спортом. В разделе "Дорожная карта и первоочередные приоритеты реализации Стратегии" говорится о необходимости провести реформу государственной политики в сфере науки и исследований, но в рамках того же "вектора гордости". То есть разработчики Стратегии не усматривали ощутимой роли науки ни по вектору развития, ни по вектору безопасности, ни по вектору ответственности.

Может быть, нескончаемость дискуссий по поводу реформирования науки и объясняется тем, что наши властные структуры воспринимают науку как необязательный элемент в системе оперативного управления экономикой. Попробуем разобраться, насколько такой взгляд правомерен. В недавнем выступлении один из известных государственных деятелей ФРГ Маттиас Платцек (премьер-министр земли Бранденбург с 2002 по 2013 г.) рассказал о трудностях, которые пришлось преодолевать восточным землям ФРГ после разрушения в 1990 году Берлинской стены. Правительству земли Бранденбург не удавалось в течение 14 лет наладить деятельность экономики в такой степени, чтобы она обеспечивала достаточную занятость и приемлемое благосостояние населения на их территории. И только после того как они, по его словам, принципиально изменили политику государственной поддержки экономики — все наладилось.

И все оказалось очень просто. Они стали поддерживать только ту промышленность, которая имела тесные связи с наукой. В результате земля Бранденбург стала самым динамично развивающимся регионом ФРГ. И теперь у них нет проблем с безработицей, хотя некоторые традиционные отрасли, такие, например, как производство текстиля и мебели, перестали существовать. Но зато стали быстро развиваться высокотехнологические отрасли, ориентированные на будущее. Я не знаю, гордятся ли они наукой, но, думаю, что гордятся собой, потому что увидели в науке основной рычаг реформирования экономики. К сожалению, наши ученые чаще всего слышат от высших должностных лиц государства: "Вы мне принесите проект, который заслуживает внимания, и я его сразу профинансирую, а то, что вы делаете сейчас — простое перекладывание бумаг". То есть они не могут даже допустить мысли о том, что это "перекладывание бумаг" и есть важнейший рычаг реформирования экономики.

Но предъявлять к ним большие претензии не приходится, поскольку существуют ограничения менталитета. Как показывает практика, преодолеть эти ограничения очень трудно, но, хотелось бы думать, небезнадежно. Роль менталитета хорошо проиллюстрировал геополитик, профессор Гарвардского университета Сэмюэл Хантингтон, который писал, что его удивили результаты сравнительного анализа экономического развития Ганы и Южной Кореи в период 1960—1990-х годов. Начинали они с одинаковыми экономическими показателями. Они были близки по распределению валового национального продукта на душу населения, имели похожую отраслевую структуру экономики и жили в основном за счет сырьевого экспорта. Объемы экономической помощи, оказываемой обеим странам в эти годы, тоже были примерно одинаковыми. Через три десятилетия Южная Корея превратилась в индустриального гиганта. В Гане же доход на душу населения составлял лишь одну пятнадцатую южнокорейского, и в структуре ее экономики не наблюдалось никаких существенных изменений. Хантингтон пришел к выводу, что все дело в менталитете. Поэтому если мы что-то знаем или о чем-то догадываемся, это не означает, что мы сможем это воспроизвести на практике, именно из-за различия менталитетов.

То, что менталитет нашего руководства отличается от корейского не в лучшую сторону, можно проиллюстрировать на следующем примере. Как известно, осуществляя программу индустриализации страны, власти Южной Кореи быстро поняли, что выполнение кардинальных задач завершающей стадии индустриализации упиралось в проблему заимствования и внедрения новейшей техники и передовой технологии. По оценкам их Национального института науки и техники выходило, что только 30% заимствований можно было отнести к передовым технологическим процессам, а оставшиеся 70% оценивались как отсталые и устаревшие. После проведенного исследования в Южной Корее был создан Консультационный центр по привлечению технологий, который с целью устранения упомянутых негативных факторов давал предварительные оценки целесообразности технологических заимствований, намеченных к внедрению.

А корейские власти определили жесткие правила привлечения иностранных технологий. Новые правила запрещали покупку технологий в том случае: а) если контрактами предусматривалось всего лишь простое использование образцов, фабричных марок и торговых знаков; б) если контракты имели в виду только продажу сырьевых материалов или отдельных компонентов, деталей и узлов для предполагаемой продукции; в) если контракт содержал несправедливые и ограничительные условия относительно экспорта намечаемых к выпуску изделий; г) если контрактом предлагалась к поставке технология устаревшая, несовершенная или с какими-либо отклонениями от нормы; д) если контракты затрагивали особую отечественную технологию, которая, по определению министра по делам науки и техники, "служила интересам независимого развития"; е) если министр экономического планирования не считал возможным признать те или иные контракты жизненно необходимыми. И все у них сразу наладилось.

Для Украины проблема технологического обновления тоже стоит очень остро. И в процессе совершенствования Закона Украины "О государственном регулировании деятельности в сфере трансфера технологий" даже была сделана попытка следовать корейскому опыту. В одной из последних модификаций закона удалось добавить статью 17 "Согласование ввоза в Украину технологий, приобретение которых предусматривается за бюджетные средства". Вроде бы очень похоже на действия Южной Кореи сорокалетней давности. За исключением одной детали: ограничения на ввоз распространяются только на технологии, которые закупаются за счет государственного бюджета. А все остальные закупки трогать нельзя, как сказали законодатели, потому что у нас рыночная экономика. То есть в соответствии с корейским менталитетом можно контролировать и государственные, и частные закупки технологий, а в соответствии с украинским — только те, которые осуществляются за бюджетные средства. Может быть, для Украины этот вопрос не особо актуален? К сожалению, выяснить, как обстоят дела в Украине с объемами и структурой заимствования технологий, на основе отечественной статистики очень трудно. Но вот Е.Примаков, когда возглавлял Торгово-промышленную палату Российской Федерации, провел статистическое исследование, которое показало, что российские промышленники закупают только 13% оборудования сегодняшнего и завтрашнего дня, а все остальное покупают по дешевке из того, что безвозвратно ушло в прошлое. Вряд ли в Украине другие соотношения.

Может быть, у нас только покупают не по дешевке, а гораздо дороже, чем стоит более совершенное отечественное оборудование. Таким образом, не видя пользы научных исследований для экономики, руководство нашей страны не особо заботится о том, чтобы промышленность насыщалась инновациями. Хотя определенные нормативные акты с целью активизации инновационной деятельности периодически принимаются. Но пользы от них практически никакой. Например, в 2012 году Кабинет министров Украины одобрил своим распоряжением Концепцию реформирования государственной политики в инновационной сфере. Это распоряжение продолжает действовать и сейчас — не так давно готовились предложения по Плану мероприятий по реализации данной концепции на ближайшее будущее. Но на самом деле концепция фактически уже потеряла свою актуальность.

Об этом свидетельствует и то, что хотя в Стратегии устойчивого развития требование превращения Украины в государство с передовыми инновациями декларируется как элемент "вектора развития", однако в разделе "Дорожная карта…" Программа развития инноваций опять же попала в подраздел "вектор гордости". Вместе, кстати, с Украинской космической программой. В то время как Украинская космическая программа могла бы стать ядром и развития, и безопасности, и ответственности. На мой взгляд, следовало бы провести тщательную и открытую экспертизу постановлений Кабинета министров Украины по проблемам инновационного и экономического развития, принятых за последние три—пять лет. Поскольку все эти акты не открывают новых перспектив использования науки как реальной производительной силы и не помогают ученым почувствовать "вектор заинтересованности" властных структур в реформировании экономики на основе использования той науки, которая есть в Украине, и тех инноваций, которые ждут своей реализации. Если бы этот "вектор заинтересованности" проявился в виде, например, "принуждения к инновациям" промышленных предприятий, то технологические институты Национальной академии наук Украины сами бы нашли правильный путь своего реформирования.

В Украине появилась бы мощная отраслевая наука. Что касается создания научных советов и научных фондов, то это, конечно, тоже важно, но только в том случае, если внебюджетное финансирование науки будет превышать бюджетное по крайней мере вдвое. А если вращаться вокруг исключительно "бюджетного пирога", то дискуссиям о реформировании не будет конца в любых "национальных советах", и проблема протекционизма будет пронизывать любой "национальный фонд". При формировании рациональных потоков финансирования науки, исходя из интересов отечественной экономики и на основе диверсификации источников такого финансирования, проще будет решаться вопрос финансирования деятельности и тех ученых, которые имеют высокий индекс Хирша. То есть фундаментальная наука тоже выйдет из состояния "гадкого утенка".